Сестра Карлотта написала прекрасное
У его величества выдался трудный день.
Да и год неудачен был в конечном итоге.
У его величества выдался трудный день.
Да и год неудачен был в конечном итоге.
Шоколад никак не может унять мигрень,
Чайный лист в тонкой чашке выглядит одиноким.
А окно у его величества в чудный сад,
А глаза у его величества всё ещё
голубые, как множество лет назад,
когда он выбегал на балкон, шелестя плащом
по ступенькам, и видел, как корабли
осторожно щупая лагами глубину
подбираются к пристани, будто бы до конца
не уверенные, что вот – дошли.
Когда он, ещё не видя лица,
безошибочно издали узнавал
ту фигуру в шляпе с плюмажем издалека,
там, на шканцах фрегата с высокой резной кормой…
У его величества вздрагивает рука
и солонка падает в блюдо, где куркумой
и шафраном приправлен нежный восточный рис.
Вот и ужин испорчен.
Вот и закат над морем
Утомился раскрашивать небо в цвета кулис
местечковых театров, где пьесы играют с горем
пополам, но зато уж всегда с душой
и с таким надрывом, что тошно чертям и богу.
Догорел закат. Доиграл. И волной большой
поднесло последний отсвет его к порогу.
И король улыбается рухнувшей темноте.
Поднимает глаза, звезду полярную ищет.
Он не знает, когда и на какой широте
адмиральский корабль получил пробоину в днище.
Вероятно, ему бы это стоило знать,
Но его давно не гложет тоска
По тому, кто простое право кого-то обнять
поменял на затейливые правила моряка.
А король не верит слухам, сплетням и снам.
Но не ждёт в порту знакомого корабля.
А за все капризы свои платит только сам.
Ибо это единственное правило короля.