Kami no Ko
Получите, распишитесь! Претензии принимаются в письменном виде 
ОТДАВАЯ ДОЛГИ
ОТДАВАЯ ДОЛГИ
«Здравствуй, я вернулся!»
Странно оставлять следы на этой земле. Странно ощущать кожей ду-новение ветра и тепло солнца.
Голубое небо опрокинулось куполом над зелеными холмами королев-ства Сэнк. Бывшего королевства. Будущего королевства. Сколько дней! Сколько лет! Как все изменилось…
Лакированные черные ботфорты касаются травы, медленно пригибая ее к земле, и тело обретает вес. Белая перчатка прикрывает от ярких лучей прищуренные глаза. «Сколько лет не было над тобою такого солнца, Сэнк!» Сколько лет ты не видел этого солнца, Миллиардо Писк-рафт…нет, Зекс Маркес. На тебе снова алый мундир и белая маска. Твоя война продолжается, барон Молния…
Старый замок так и лежит в руинах, нетронут. Вон там, на холме, сто-ит новый. Все кажется мирным и счастливым. Кажется. Потому что не будет мира и покоя ни королевству Сэнк, ни всем обитаемым мирам, по-ка над ними нависает добрая улыбка и острый меч фонда Лонгфелло.
Зексу нужен меч. Таковы правила.
Ветер давно снял со стен сажу того пожара, оборвал истлевшие гобе-лены и принес семена кленов и вязов из рощи у реки – они проросли и ловят дрожащими веточками лучи, сочащиеся в трещинах камней.
Неподвластный времени, нетронутый пожаром, с огромного портрета смотрит отец. Король Пискрафт. «Прости, я не мог не стать солдатом». Поздно об этом говорить и нет смысла сожалеть. Миллиардо Пискрафта больше нет. Этот путь был большей ошибкой, чем все до нее.
- Прости, я выхожу на тропу войны. И в этот раз я не проиграю.
- Здравствуй.
В солнечных лучах, сочащихся сквозь остатки цветного стекла, в тено-синей форме, из далекого «тогда», неизменный, с иронией, злостью и тоской во взгляде, красивый, как статуя, и как статуя несгибаемый.
- Здравствуй. Я вернулся.
- Я ждал.
И просто – без особых формальностей – теперь это уже неважно:
- Здравствуй, Трез.
- Значит, и ты тоже? – Он поворачивается, как всегда, полубоком к ок-ну, чтобы видеть и собеседника, и зеленые холмы, и новый дворец по ту сторону остатков витража. – Почему?
- Потому что я – солдат.
- Это было до.
- Это есть.
- Значит, даже там ты – мой…
- Твой солдат. Солдат Треза Кушренады.
- Да. Солдат. Лучше слова не придумаешь… - Когда ты так прячешь взгляд, словно скрывая свои мысли, я готов отдать все, чтобы узнать, что творится в твоей голове. – Значит, ты готов сражаться за это?
- За что?
- За право жить?
- Нет.
Легкое недоумение во взгляде – тут же спрятанное за улыбкой. Неу-жели ты не понял?
- Мы никогда не получим назад ту жизнь. А в новой – какая у нас будет цель?
- Спроси меня позже.
- Я спрошу.
Трез Кушренада смотрит на меня и я снимаю маску. Прежде, чем мы выйдем на тропу войны, ты должен увидеть.
И долгое-долгое мгновение между двумя ударами двух словно оста-новившихся сердец Трез Кушренада смотрит в мои глаза. Бездонные темные глаза…
* * *
- Итак, остается сам Лонгфелло. – Трез сегодня весел, как никогда. Сказать бы, что он пьян, да вот только алкоголь теперь бессилен. – Что скажешь?
- Сегодня вечером он едет в Оперу. Эскорт – всего мотоцикл и одна машина с охраной.
Зекс стоит, прислонившись к дереву, сложив руки на груди. Опасный зверь на отдыхе. На него просто приятно смотреть и Трез позволяет се-бе смотреть на него столько, сколько хочется. Теперь никто не скажет ничего об этом.
И не только об этом…
- Мы видимы только для него. Охрана нас не заметит.
- Удобно, но нечестно. – Маркес спускается с вершины холма к карте, которая разложена на траве.
- Не хочется заканчивать игру? Не хочешь вставать вновь перед вы-бором и что-то решать?
Зекс опускается на траву рядом.
- Я могу только идти путем солдата.
Трез улыбается.
- Тогда ты просто сделаешь, как я скажу.
- Да.
Трез сворачивает карту.
- Мы будем ждать его в Опере. Думаю, здесь стоит прибегнуть к лице-действу. Мы не сможем пронести оружие, если придем, как все. Думаю, мы воспользуемся кем-нибудь из персонала. Только твои волосы – их нужно будет спрятать. Ты слишком узнаваем.
- А ты?
- Я – нет. Особенно если зачесать челку на лицо, - Трез улыбается.
Когда-то давно он выглядел именно так. Веселый мальчишка из со-седнего поместья, авторитет среди окрестной ребятни и пример для ма-ленького Миллиардо, которого не пускали на улицу, и только сквозь ре-шетки сада он мог смотреть на веселые игры компании, предводитель-ствуемой Трезом Кушренадой. Это имя Зекс узнал только в Академии.
- Может, просто их обрезать?
- Не смей.
В воздухе повисает какое-то напряжение, призрак которого преследу-ет их много лет. Поэтому они общались лишь по связи. Поэтому Зекс был его солдатом и никогда – его адьютантом.
- Сядь ближе.
Зекс пододвигается ближе.
- Еще ближе. И сними, наконец, эту маску, я хочу видеть твои глаза.
Зекс улыбается.
- В штабе ходили слухи, что эту маску одел на меня полковник Кушре-нада, чтобы никто не видел, как красив его солдат. Когда мне сказали, я смеялся.
- Если бы ты не носил ее раньше, может быть, эта идея и пришла бы мне в голову. Особенно сейчас.
- Почему?
Трез не видит глаз Зекса. Тихо пищат часы. Полчаса до начала спек-такля.
- Нам пора идти. – Трез встает. Зекс тоже.
- Это будет опасно. Они говорили, что в последний раз мы будем уяз-вимы. Это как экзамен.
- Да. Я помню.
- Позволишь? – Трез наклоняется к лицу Зекса. Маска мешает, но не сильно.
- Да… - Зекс осекается и не добавляет «сэр». Это не исполнение при-каза. Это милость свыше и что-то, о чем давно думается, как о должном.
Прикосновение губ полковника легкое и прохладное. Сейчас ты не имеешь права на большее, солдат. После.
Трез отстраняется и на его скуле – легки след от края маски. Как сви-детельство. Как печать.
Зекс кивает.
- Время.
* * *
- Напитки господину Лонгфелло, - шепчет смуглый официант, слегка кланяясь. Охранник машинально изучает взглядом поднос – на нем ни-чего нельзя спрятать. У официанта по всем правилам – короткие рукава рубашки, ничего не спрячешь. Брюки в обтяжку. Спортивные пошли официанты, - лениво отмечает про себя охранник. О чем волноваться, когда весь театр набит охраной. К тому же, держать себя в форме, когда работаешь в таком месте – это норма.
Официант в высоком бокале смешивает коктейль по желанию прези-дента фонда. Восемь слоев. Красиво.
Охранник смотрит на то, как по мере питья оседают цветные слои, ко-гда где-то на периферии взгляда что-то мелькает – и в руке официанта длинный клинок. Взмах – и голова президента фонда повисает, отруб-ленная не до конца – но уже ясно, что это смерть. Красная кровь хлещет на белые салфетки столика, смешиваясь с разноцветными полосами коктейля из упавшего бокала. «A phantom of the opera is there» - гремит под сводами Оперы голос певца. Никто не поднимает голову на золотую ложу. Хорошее место – золотая ложа. Никому не видно, что в ней проис-ходит.
Охранник стреляет, но звук зал не слышит - за музыкой. Кто-то прыга-ет в ложу сверху, повиснув на руках, и бьет охранника в грудь. Упав, он ударяется головой о столик и лежит тихо.
Два официанта выходят, как ни в чем не бывало. Никто не обращает на них внимания до самого первого этажа, когда до выхода – прямой ко-ридор. Финишная прямая.
- Стой! Что у тебя на рубашке?!
Пятна крови, прикрываемые полотенцем.
Шепотом: - Иди.
Один стоит, второй продолжает идти, его не трогают.
Включается рация, в треске и шуме слышно только слово «убит».
Охрана стреляет без предупреждения.
- Бежим!
Мгновения, растянутые в вечность, которые будут вспоминаться по-том долго-долго. Если удастся выжить.
И уже у самой двери смуглый замирает на секунду, чтобы открыть за-мок, и второй прикрывает его собой. А когда дверь открывается из тем-ного коридора в солнце, их уже не видит никто.
Охрана выскакивает на чистую площадь, на которой нет ни одного че-ловека. Только ветер и солнце.
* * *
- Больно.
Я лгу. Выстрел лучевика – это не просто больно. Но я не могу пока-зать это. Заканчивай поскорее.
Трез затягивает последний узелок перевязки и садится рядом.
Я лежу и смотрю в ослепительно голубое небо. В глазах слезы. Но он не может их видеть. Я даю себе минуту сейчас. Просто потому что это может отвлечь от боли.
- Трез…
Черт, не смотри на меня так! Ты можешь даже не смотреть на меня, просто кивни, чтобы я знал, что ты слушаешь, а не ушел в свои мысли.
Но он смотрит – и внутри все сжимается, словно готовясь к падению в бездну.
Я бы мог утонуть в твоих глазах, Трез Кушренада…
- Да?
- Если не трудно…
Я еще не умею об этом говорить, а ты не видишь моих глаз. Но ты знаешь, что я хочу сказать, иначе бы это был не ты.
Прохладные губы касаются пересохших моих, долго и терпеливо объ-ясняя, что такое на самом деле – поцелуй. Только жжение в груди напо-минает, что я не могу сейчас попросить следующий урок.
И так тоже – хорошо…
- И все-таки, почему ты тоже оказался здесь? Я просто не мог уйти, у меня оставалось дело, которое нельзя было выполнить при той жизни. Должок. Я делал все с расчетом. Но почему – ты?
- Потому что я солдат.
- Да. Солдат. Лучше слова не придумаешь… - Когда ты так прячешь взгляд, словно скрывая свои мысли, я готов отдать все, чтобы узнать, что творится в твоей голове.
- Солдат Треза Кушренады. Я помню, что ты обещал. Мы выполнили все условия. Какая у нас будет цель?
Трез Кушренада смотрит на меня и я киваю.
- Сними сам, видишь, рука не поднимается.
Когда он берет маску, я вижу, как подрагивают его руки.
И долгое-долгое мгновение между двумя ударами словно остановив-шихся сердец Трез Кушренада смотрит в мои глаза. Бездонные темные глаза. Глаза бога смерти. Вот и вся разница. Хочешь синего цвета – для этого есть небо.
Я смотрю в его глаза.
А потом улыбаюсь, несмотря на боль:
- Так как будем жить, а, шинигами?...
14.12.2005
ОТДАВАЯ ДОЛГИ
ОТДАВАЯ ДОЛГИ
«Здравствуй, я вернулся!»
Странно оставлять следы на этой земле. Странно ощущать кожей ду-новение ветра и тепло солнца.
Голубое небо опрокинулось куполом над зелеными холмами королев-ства Сэнк. Бывшего королевства. Будущего королевства. Сколько дней! Сколько лет! Как все изменилось…
Лакированные черные ботфорты касаются травы, медленно пригибая ее к земле, и тело обретает вес. Белая перчатка прикрывает от ярких лучей прищуренные глаза. «Сколько лет не было над тобою такого солнца, Сэнк!» Сколько лет ты не видел этого солнца, Миллиардо Писк-рафт…нет, Зекс Маркес. На тебе снова алый мундир и белая маска. Твоя война продолжается, барон Молния…
Старый замок так и лежит в руинах, нетронут. Вон там, на холме, сто-ит новый. Все кажется мирным и счастливым. Кажется. Потому что не будет мира и покоя ни королевству Сэнк, ни всем обитаемым мирам, по-ка над ними нависает добрая улыбка и острый меч фонда Лонгфелло.
Зексу нужен меч. Таковы правила.
Ветер давно снял со стен сажу того пожара, оборвал истлевшие гобе-лены и принес семена кленов и вязов из рощи у реки – они проросли и ловят дрожащими веточками лучи, сочащиеся в трещинах камней.
Неподвластный времени, нетронутый пожаром, с огромного портрета смотрит отец. Король Пискрафт. «Прости, я не мог не стать солдатом». Поздно об этом говорить и нет смысла сожалеть. Миллиардо Пискрафта больше нет. Этот путь был большей ошибкой, чем все до нее.
- Прости, я выхожу на тропу войны. И в этот раз я не проиграю.
- Здравствуй.
В солнечных лучах, сочащихся сквозь остатки цветного стекла, в тено-синей форме, из далекого «тогда», неизменный, с иронией, злостью и тоской во взгляде, красивый, как статуя, и как статуя несгибаемый.
- Здравствуй. Я вернулся.
- Я ждал.
И просто – без особых формальностей – теперь это уже неважно:
- Здравствуй, Трез.
- Значит, и ты тоже? – Он поворачивается, как всегда, полубоком к ок-ну, чтобы видеть и собеседника, и зеленые холмы, и новый дворец по ту сторону остатков витража. – Почему?
- Потому что я – солдат.
- Это было до.
- Это есть.
- Значит, даже там ты – мой…
- Твой солдат. Солдат Треза Кушренады.
- Да. Солдат. Лучше слова не придумаешь… - Когда ты так прячешь взгляд, словно скрывая свои мысли, я готов отдать все, чтобы узнать, что творится в твоей голове. – Значит, ты готов сражаться за это?
- За что?
- За право жить?
- Нет.
Легкое недоумение во взгляде – тут же спрятанное за улыбкой. Неу-жели ты не понял?
- Мы никогда не получим назад ту жизнь. А в новой – какая у нас будет цель?
- Спроси меня позже.
- Я спрошу.
Трез Кушренада смотрит на меня и я снимаю маску. Прежде, чем мы выйдем на тропу войны, ты должен увидеть.
И долгое-долгое мгновение между двумя ударами двух словно оста-новившихся сердец Трез Кушренада смотрит в мои глаза. Бездонные темные глаза…
* * *
- Итак, остается сам Лонгфелло. – Трез сегодня весел, как никогда. Сказать бы, что он пьян, да вот только алкоголь теперь бессилен. – Что скажешь?
- Сегодня вечером он едет в Оперу. Эскорт – всего мотоцикл и одна машина с охраной.
Зекс стоит, прислонившись к дереву, сложив руки на груди. Опасный зверь на отдыхе. На него просто приятно смотреть и Трез позволяет се-бе смотреть на него столько, сколько хочется. Теперь никто не скажет ничего об этом.
И не только об этом…
- Мы видимы только для него. Охрана нас не заметит.
- Удобно, но нечестно. – Маркес спускается с вершины холма к карте, которая разложена на траве.
- Не хочется заканчивать игру? Не хочешь вставать вновь перед вы-бором и что-то решать?
Зекс опускается на траву рядом.
- Я могу только идти путем солдата.
Трез улыбается.
- Тогда ты просто сделаешь, как я скажу.
- Да.
Трез сворачивает карту.
- Мы будем ждать его в Опере. Думаю, здесь стоит прибегнуть к лице-действу. Мы не сможем пронести оружие, если придем, как все. Думаю, мы воспользуемся кем-нибудь из персонала. Только твои волосы – их нужно будет спрятать. Ты слишком узнаваем.
- А ты?
- Я – нет. Особенно если зачесать челку на лицо, - Трез улыбается.
Когда-то давно он выглядел именно так. Веселый мальчишка из со-седнего поместья, авторитет среди окрестной ребятни и пример для ма-ленького Миллиардо, которого не пускали на улицу, и только сквозь ре-шетки сада он мог смотреть на веселые игры компании, предводитель-ствуемой Трезом Кушренадой. Это имя Зекс узнал только в Академии.
- Может, просто их обрезать?
- Не смей.
В воздухе повисает какое-то напряжение, призрак которого преследу-ет их много лет. Поэтому они общались лишь по связи. Поэтому Зекс был его солдатом и никогда – его адьютантом.
- Сядь ближе.
Зекс пододвигается ближе.
- Еще ближе. И сними, наконец, эту маску, я хочу видеть твои глаза.
Зекс улыбается.
- В штабе ходили слухи, что эту маску одел на меня полковник Кушре-нада, чтобы никто не видел, как красив его солдат. Когда мне сказали, я смеялся.
- Если бы ты не носил ее раньше, может быть, эта идея и пришла бы мне в голову. Особенно сейчас.
- Почему?
Трез не видит глаз Зекса. Тихо пищат часы. Полчаса до начала спек-такля.
- Нам пора идти. – Трез встает. Зекс тоже.
- Это будет опасно. Они говорили, что в последний раз мы будем уяз-вимы. Это как экзамен.
- Да. Я помню.
- Позволишь? – Трез наклоняется к лицу Зекса. Маска мешает, но не сильно.
- Да… - Зекс осекается и не добавляет «сэр». Это не исполнение при-каза. Это милость свыше и что-то, о чем давно думается, как о должном.
Прикосновение губ полковника легкое и прохладное. Сейчас ты не имеешь права на большее, солдат. После.
Трез отстраняется и на его скуле – легки след от края маски. Как сви-детельство. Как печать.
Зекс кивает.
- Время.
* * *
- Напитки господину Лонгфелло, - шепчет смуглый официант, слегка кланяясь. Охранник машинально изучает взглядом поднос – на нем ни-чего нельзя спрятать. У официанта по всем правилам – короткие рукава рубашки, ничего не спрячешь. Брюки в обтяжку. Спортивные пошли официанты, - лениво отмечает про себя охранник. О чем волноваться, когда весь театр набит охраной. К тому же, держать себя в форме, когда работаешь в таком месте – это норма.
Официант в высоком бокале смешивает коктейль по желанию прези-дента фонда. Восемь слоев. Красиво.
Охранник смотрит на то, как по мере питья оседают цветные слои, ко-гда где-то на периферии взгляда что-то мелькает – и в руке официанта длинный клинок. Взмах – и голова президента фонда повисает, отруб-ленная не до конца – но уже ясно, что это смерть. Красная кровь хлещет на белые салфетки столика, смешиваясь с разноцветными полосами коктейля из упавшего бокала. «A phantom of the opera is there» - гремит под сводами Оперы голос певца. Никто не поднимает голову на золотую ложу. Хорошее место – золотая ложа. Никому не видно, что в ней проис-ходит.
Охранник стреляет, но звук зал не слышит - за музыкой. Кто-то прыга-ет в ложу сверху, повиснув на руках, и бьет охранника в грудь. Упав, он ударяется головой о столик и лежит тихо.
Два официанта выходят, как ни в чем не бывало. Никто не обращает на них внимания до самого первого этажа, когда до выхода – прямой ко-ридор. Финишная прямая.
- Стой! Что у тебя на рубашке?!
Пятна крови, прикрываемые полотенцем.
Шепотом: - Иди.
Один стоит, второй продолжает идти, его не трогают.
Включается рация, в треске и шуме слышно только слово «убит».
Охрана стреляет без предупреждения.
- Бежим!
Мгновения, растянутые в вечность, которые будут вспоминаться по-том долго-долго. Если удастся выжить.
И уже у самой двери смуглый замирает на секунду, чтобы открыть за-мок, и второй прикрывает его собой. А когда дверь открывается из тем-ного коридора в солнце, их уже не видит никто.
Охрана выскакивает на чистую площадь, на которой нет ни одного че-ловека. Только ветер и солнце.
* * *
- Больно.
Я лгу. Выстрел лучевика – это не просто больно. Но я не могу пока-зать это. Заканчивай поскорее.
Трез затягивает последний узелок перевязки и садится рядом.
Я лежу и смотрю в ослепительно голубое небо. В глазах слезы. Но он не может их видеть. Я даю себе минуту сейчас. Просто потому что это может отвлечь от боли.
- Трез…
Черт, не смотри на меня так! Ты можешь даже не смотреть на меня, просто кивни, чтобы я знал, что ты слушаешь, а не ушел в свои мысли.
Но он смотрит – и внутри все сжимается, словно готовясь к падению в бездну.
Я бы мог утонуть в твоих глазах, Трез Кушренада…
- Да?
- Если не трудно…
Я еще не умею об этом говорить, а ты не видишь моих глаз. Но ты знаешь, что я хочу сказать, иначе бы это был не ты.
Прохладные губы касаются пересохших моих, долго и терпеливо объ-ясняя, что такое на самом деле – поцелуй. Только жжение в груди напо-минает, что я не могу сейчас попросить следующий урок.
И так тоже – хорошо…
- И все-таки, почему ты тоже оказался здесь? Я просто не мог уйти, у меня оставалось дело, которое нельзя было выполнить при той жизни. Должок. Я делал все с расчетом. Но почему – ты?
- Потому что я солдат.
- Да. Солдат. Лучше слова не придумаешь… - Когда ты так прячешь взгляд, словно скрывая свои мысли, я готов отдать все, чтобы узнать, что творится в твоей голове.
- Солдат Треза Кушренады. Я помню, что ты обещал. Мы выполнили все условия. Какая у нас будет цель?
Трез Кушренада смотрит на меня и я киваю.
- Сними сам, видишь, рука не поднимается.
Когда он берет маску, я вижу, как подрагивают его руки.
И долгое-долгое мгновение между двумя ударами словно остановив-шихся сердец Трез Кушренада смотрит в мои глаза. Бездонные темные глаза. Глаза бога смерти. Вот и вся разница. Хочешь синего цвета – для этого есть небо.
Я смотрю в его глаза.
А потом улыбаюсь, несмотря на боль:
- Так как будем жить, а, шинигами?...
14.12.2005
@темы: Осторожно, яой!, Фэндомное, Gundam Wing, Фанфики
-
-
14.12.2005 в 14:16*ставит росчерк*
притензий пока нет) если бы еще работа не отвлекала...
-
-
14.12.2005 в 14:20-
-
14.12.2005 в 14:41-
-
14.12.2005 в 14:44-
-
14.12.2005 в 14:59-
-
14.12.2005 в 15:01-
-
14.12.2005 в 15:03нэ, предупреждать надо
-
-
14.12.2005 в 15:04